Тольд сидел на кухне, привычно вытянув ноги и привалившись спиной к холодильнику. Стулья он не любил за их ненадежность и дурную привычку разваливаться под ним, а заводить на временном лежбище другую мебель было лень.
Накануне он ходил за подтверждением статуса военнослужащего и был неприятно удивлен новостью, что для начала он должен пройти психологическое освидетельствование. Тяжелый вздох вырвался из могучей груди. Кто бы знал, как ему это все надоело. Раньше было проще, а в нынешний век гуманности и просвещения все стало слишком нудно.
Это значит, что после его похода в Управление ему назначили куратора, и сегодня придет очередная сушеная вобла и будет объяснять ему, как он страдает. Доказать ей обратное займет немало времени и сил, а значит, новых заданий пока не будет. Денег хватает, да не на одну жизнь, но все равно неприятно. Он не любил простоев и скуки. От них в голову лезло то, что запускать туда по новой не стоило.
За этими нехитрыми размышлениями не заметил, как сигарета закончилась, а вместе с этим и подошло время визита соц.работника. Шаги он услышал у самой двери, и только робкий, какой-то мышиный стук сподвиг его встать и открыть дверь. Не сразу до него дошло, что там кто-то есть, для этого пришлось опустить голову вниз. Карамельная блондинка с кудряшками смотрела на него робко и даже испуганно. Тольд, раздраженный неуместными визитами, рыкнул:
- Печенье не покупаю, подписки тоже – и захлопнул дверь.

Виттольд успел отойти на несколько шагов, остановился, сосчитал до трех. Стук повторился. Выдав под нос сложную матерную конструкцию, но открыв дверь, на этот раз не став ничего говорить. Его тяжелый взгляд работал порой много лучше, чем хамство. Но блондиночка пискляво представилась и оборотень на мгновение опешил. Сушеная вобла оказалась не такой уж и воблой. Скорее, рыбкой-клоуном.
Издав невнятный звук горлом, чтобы не высказать честное мнение по этому поводу, он буркнул:
- Да. Проходите, фройлен Браун – на фрау она не тянула ни под каким соусом. Сопроводив гостью на кухню, единственное место, где могло сидеть двое человек, он задумался, предложить ли ей чай, чтобы сгладить неловкость, и так и не пришел к однозначному выводу.
И чашка у него была одна. Металлическая.

Виттольд уже запутался в том, сколько раз слышал этот стук. Нет, звук со временем стал решительнее, но все равно для него слишком робким. Поначалу он пребывал в состоянии перманентного фейспалма. Белая и мягкая, как зефирка, Китти, решительно настроенная «спасти жертву войны», вызывала в нем смешанные эмоции.
Ему было странно и смешно, и еще немного грустно. Так старик, глядя на подростков, немного завидует их беззаботности и прекрасному миру, полному возможностей.
Сейчас она вновь войдет на эту кухню, в которую пришлось - таки купить кружку, (после того, как она однажды принесла свою – розовую и с котятами, от которой с медведем случился легкий нервный тик), и будет пытаться уговорить его рассказать о войне. Будто она способна понять эти рассказы. Будто она и впрямь хочет их услышать. То есть она хочет, но только по зову долга. А вот что с ней станет, если и впрямь услышит - вопрос другой.
Настроение портилось от того, что скоро была достаточно важная дата и хотелось бы закончить эти визиты до того времени.

Ласковый, пугливый котенок по имени Катарина вызывала у него оскомину. Не глупая, по сути своей, она была настолько домашней зверушкой, выращенной в любви, что оборотень иногда, развлекаясь, представлял, как она утирает своим донорам ранки платком (непременно с котятами!) и уговаривает, что «это же было не больно, как комарик укусил!». Девушка, живущая в мире, который был совсем иным, чем его. Пусть так и будет – пусть будет меньше тех, кто будет знать жизнь с той стороны, с которой знал её Виттольд.
Тем не менее, все эти пирожки, кудряшки, ненавязчивые попытки прижаться к его боку бюстом (шестого размера!) вызывали сложные чувства. Иногда он думал, что переспать с ней – неплохой метод добычи нужной бумажки. Если что, в крайнем случае можно будет шантажировать.
Однако при одной мыли о том, что утром он увидит эти кудряшки в своей кровати, непременно стонущие о непрофессионализме, и это срабатывало, как лучший отворот от любых поползновений. Да и, честно говоря, не нравилась она ему, как женщина. Ну и возраст… «Это ж уже педофилия» - подумал он – «К черту такие приключения».
О неэтичности такого поступка можно и не вспоминать.

Виттольд злился. Как он не старался, ни закончить встречи к круглой дате, ни перенести встречу не удалось. День, который принадлежал только ему, единственному выжившему, был сломан с самого начала осознанием того, что он будет должен сидеть и слушать очередную порцию благоглупостей. И нельзя сорваться, иначе не видать справки.
Он покосился на холодильник, где ждала своего часа бутылка водки, но не стал её доставать. Потом. Ночью, когда он точно будет один, он напьется до черноты в глазах, чтобы не слышать голосов тех, кто умер слишком давно.
Он открыл форточку, чтобы проветрить кухню, в которой нынче можно было повесить даже гранатомет, что уж говорить о каком-то топоре, и тут же услышал робкое мяукание: - «Отойдите! Я буду кричать!», вместе со звуком упавшей и разбившейся посуды. Один взгляд за окно и Рогге направился к двери. Кто бы сомневался, что такой лакомый кусочек в этих трущобах хоть раз, да не попытаются надкусить.
Он вышел, как был, босиком и в свободных брюках с майкой, беззвучно подошел сзади парнишки, который, видно, первый раз вышел на дело и вздрагивал почти как его несостоявшаяся жертва. Дальше все было очень быстро.
Рука на плече, парень дернулся и ткнул непонятной фигней в живот оборотня и побледнел ещё больше. Вторая рука парня, почти ушедшая под пальто, резко дернулась. Мысль, успевшая зацепиться за жетон, выдала оценку ситуации – «Пиздец. Чистый, молокосос. Убивать» - и дальше они атаковали одновременно. Аколит успел выстрелить, когда кулак Рогге ударил его чуть пониже уха. Хруст, кажется, был слышен даже в соседних дворах, и как ни странно, прозвучал отдельно от выстрела. 
Медведь, резко выдохнув, подхватил падающее тело. Рваная дыра на майке начала напитываться кровью – царапина на боку, хоть и болезненная, но несерьезная, не мешала мыслить здраво. Оружие он подхватил полой его же плаща, не оставляя следов и отпечатков. Жетон сорвать и уничтожить отдельно. Подняв глаза, он увидел Катарину, которая всё еще стояла в ступоре.
- Быстро в дом, дурра! – не зло, просто отрезвить и заставить двигаться.

Припрятав труп, он забрал жетон с собой, чтобы потом скинуть в канализацию, и теперь шел обратно. Земля колола стопы, но это было не страшно. Куда больше опасений вызывало то, что он забыл о том, как говорить с женщинами в истерике, а то, что дома его ожидает именно она, он не сомневался. На ходу он проверил, не осталось ли следов крови, просто следов, порадовался, что в глухом переулке соседи крайне не любопытны и случись тут полиции никто не сдаст.
Маленькая, перепуганная, она пыталась забыться, схватившись за посуду, которую он не успел помыть. Остановившись на пороге, он медленно, чтобы не напугать ещё больше, насколько мог, мягко позвал:
- Китти – первый раз он назвал её так, как она разрешила называть себя ещё при первой встрече.  Рана уже начала затягиваться, но для неё запах свежей крови был, наверное, слишком силён.

Кто бы сомневался. Он остался стоять на месте, стараясь не двигаться, потому что почти наверняка ее разум воспримет это, как угрозу. Так же мягко он ответил:
- В полицию не нужно. Потому что тогда я пойду в тюрьму. А мы оба знаем о том, что мне туда нельзя, иначе закончу я дни у всё тех же Чистых. И это будут очень, очень короткие дни. Успокойся. Ни он, ни я – мы не причиним тебе вреда. Всё уже закончилось, - когда-то он учился на психолога – из интереса, но это было давно, очень давно. Он сделал шаг вперед, надеясь, что в него не полетит следующая тарелка, дотянулся до сигарет и закурил. Закипевший адреналин неохотно расходился в крови, делая его слишком чувствительным.

Руки, подрагивающие и без того, словно действовали сами по себе. Сигарета упала на пол, кружка с остатками чая, который он как раз решил допить, лопнула с металлическим звоном. Он встал, резко и хищно. Метавшаяся вампирка, словно красная тряпка, сработала лучше приманки.
Одним шагом одолев расстояние, разделявшее их, он схватил её за плечи и встряхнул, понимая, что всё. Его спокойствие, и, скорее всего, официальная работа, закончилось, и виной этому –глупый пацан. Он приподнял её над полом, так чтобы оказаться лицом к лицу, и низким голосом, дрожащим от гнева, пророкотал:
- Убийца, говоришь? ДА, Я УБИЙЦА.  А ты что думала? Что у всех есть уютненький домик и бабушка с пирогами? Кто ты? Зачем ты? – он задохнулся, и продолжил – Ты хотела увидеть меня? Хотела, чтобы я рассказал? Я сделал больше. Я показал. Как тебе? – сухой, сиплый голос, полный злости, он судорожно вздохнул, увидев в её глазах новую волну ужаса – Твой мир не такой, как мой. Но знаешь что – он опустил её на пол, гнев схлынул так же резко, как пришел – Такие как я нужны этому миру. Просто для того, чтобы такие как ты, могли жить в своем мире, полном счастья и покоя – он оправил ее сбившуюся кофту и отошел назад, уперся спиной в стену, замер.